Русский коллайдер был почти построен еще 15 лет назад

Запуск Большого адронного коллайдера в подземном кольце под территорией Швейцарии и Франции. 10 сентября 2008 г был пробный запуск, 21 октября — церемония официального открытия. Запуск выполнен силами всей Европы. Большой адронный коллайдер — это прорыв к самым сокровенным тайнам Вселенной, о чем страстно мечтала наука, но дотянуться прежде не могла. Большой адронный коллайдер — это невероятный успех, по поводу которого вправе торжествовать все страны на планете — и Россия тоже. Но нашему ликованию мешает тот факт, что Россия могла сама построить подобный коллайдер еще 10-15 лет назад. Тогда европейский проект стал бы не нужен. Но Россия предпочла похоронить свой уже почти готовый ускоритель…

На границе Московской и Калужской областей в лесу за глухим забором на заброшенной стройке с багрово-ржавыми, проклинающими небо металлическими штырями свора дворняг ведет охрану сверхпроводящего протон-протонного коллайдера. Конечно, ни одна собака не знает главной тайны охраняемого объекта. Потому что главная тайна скрыта глубоко под землей.

Эта тайна состоит в том, что тоннель, родной брат знаменитого Большого адронного коллайдера, находится в идеальном состоянии. Но он никому не нужен. Мало того, наш тоннель — хомут на шее.

— Последний раз, — выбравшись на свет, выдохнул Гусев, зам по капитальному строительству. — Сегодня я в тоннель спустился последний раз. На восьмом десятке карабкаться по ступеням сил больше нет. Когда-то тоннель снился мне по ночам. И жил я в вечной эйфории…

Игорь Анатольевич Гусев работает в Институте физики высоких энергий с 1962 года. Построил множество уникальных сооружений. В 1967 году молодым инженером участвовал в строительстве крупнейшего в мире синхротрона У-70. Под землей был прорыт тоннель длиной 1,5 километра, оснащенный лучшими приборами. Попасть в Протвино у физиков, наладчиков, строителей почиталось за великую удачу. С Запада в ИФВЭ просились самые талантливые ученые. Мы были преисполнены гордости и вынашивали еще более смелые проекты, которые были призваны закрепить наши ведущие позиции в мировой науке.

Мощность У-70 — 70 миллиардов электронвольт, или 70 ГэВ. (Кстати, свой ускоритель имеется в каждом доме — это кинескоп телевизора, его мощность примерно 20 тысяч электронвольт.) Ускоритель 5 лет оставался самым крупным в мире, пока Америка не построила коллайдер в Национальной лаборатории Ферми. Но СССР не желал уступать. Академик Анатолий Логунов (он, кстати, много лет был ректором МГУ) поднял бюрократические шлагбаумы и пробил новый проект — Ускорительно-накопительный комплекс на 6000 миллиардов электронвольт, или 6 ТэВ. И вновь таких проектов в мире не было. Страна готовилась первой и с большим лидерством вступить в обладание тайнами Вселенной. Но без тщеславного посягательства на монополию — в ИФВЭ работало множество иностранцев, за что на академика Логунова нападали квасные патриоты, которые водились даже в Академии наук.

В 1983 году стройка началась. Длина тоннеля — 21 км, диаметр — 5,5 метра, как в метро. Глубина — от 20 до 60 метров. Сооружались подземные залы размером с вестибюль метрополитена для крупногабаритного оборудования. Было проложено 40 вертикальных шахт и второй тоннель для кабелей. В 1994 году введен в строй первый участок — подземный канал длиной 2,7 км, соединяющий старый У-70 и новый УНК. Старый ускоритель служил первой разгонной ступенью для сверхмощного коллайдера. В канале были смонтированы электромагнитная и вакуумная системы, аппаратура наблюдения за пучком. После настройки протоны с энергией 70 ГэВ пролетели по расчетной траектории до самого входа в подземное кольцо УНК. Проходка основного тоннеля была завершена, и казалось, что запуск уникального коллайдера, которого не было ни у одной страны в мире, — дело решенное.

Капитальное строительство было закончено, львиная доля финансирования выполнена — оставались монтажные работы по установке в тоннеле оборудования. Для первой ступени 70% оборудования уже было изготовлено. Для второй ступени были проведены НИОКР, по собственной российской технологии изготовлены десятки сверхпроводящих магнитов. Но серией чиновничьих решений проект постепенно сворачивался, и в 1998 году министры Адамов и Булгак окончательно закрыли русский коллайдер, который, если бы работали, как планировали, могли сдать в 1999 году. Американцы в Чикаго тоже закрыли строительство нового коллайдера, но не оказались на бобах — у них были и другие проекты. А у нас осталась лишь дырка в земле, на поддержание которой в безопасности, на освещение, вентиляцию, ремонтные работы с тех пор выделяется по 20 млн рублей в год.

Это, по существу, пустое место, а бюрократической волокиты требует, как будто коллайдер работает. Можно сказать, что для чиновников ускоритель жив, хотя в действительности он умер, даже не появившись на свет.

— Ельцин, я совершенно уверен, даже не знал о нашем ускорителе, — говорит Гусев, и слова его эхом идут по подземелью. — Если президент и слышал об ускорении, то совсем в другом смысле. И ускорение ему было поперек горла.

— Снявши голову, по волосам не плачут, — говорит заместитель директора Института высоких энергий профессор Александр Зайцев. — Наш ускоритель — щепка в большой игре. Мы потеряли страну, потеряли научную культуру, лучшие ученые разъехались — и русский коллайдер был обречен. Но это ясно только сейчас, а тогда было разочарование и недоумение.

В 1985 году стройка кипела, работы шли полным ходом. В том же году на апрельском Пленуме ЦК КПСС Михаил Горбачев заявил о стратегии ускорения, суть которой генсек изложил по лучшим образцам партийно-бюрократического стиля: «Широко используя достижения научно-технической революции, приведя форму социалистического хозяйствования в соответствие с современными условиями и потребностями, мы должны добиться существенного ускорения социально-экономического прогресса».

Символом ускорения вполне мог бы стать крупнейший в мире ускоритель. Но, по злой иронии, он стал символом торможения, когда настоящим государственным интересом политики, рвавшие страну на куски ради собственных иллюзий и амбиций, пренебрегли, как смахивают со стола хлебные крошки. Страна то ускорялась, то перестраивалась, то обретала человеческое лицо с накипью социализма, а на строительстве коллайдера начались процессы приватизации, дележа госимущества и размежевания. Наука и вечные истины казались смехотворным занятием — небо застила политика. Дошло до того, что бывшие сотоварищи по центральным каналам обвиняли друг друга в поддержке ГКЧП, хотя, как это сделать из-под земли, понять трудно. В начале 1990-х я побывал в Протвине и помню, как качали головой старые шахтеры: такого бардака на их памяти не было…

Осенью 2008 года я вновь спустился в тоннель Ускорительно-накопительного комплекса. Что сказать… Египетские пирамиды или Пизанская башня производят меньшее впечатление. Мертвый подземный дворец поддерживается в идеальном порядке. Как будто пустое метро в ночной час. Высокие своды, уходящие в бесконечную тьму коридоры, надежный тюбинг стен и потолков, тяжелые перегородки, чтобы ветер не гулял ураганом. Фантастический склеп словно пропитан кладбищенским тленом, рухнувшими надеждами и мечтаниями великой страны…

Первый нобелевский лауреат России академик Иван Павлов писал:

«Я должен высказать свой печальный вывод на разум русского человека. Русский человек имеет такую слабую мозговую систему, что он не способен воспринимать действительность как таковую. Для него существуют только слова. Его условные рефлексы координированы не с действительностью, а со словами«.

Обидный диагноз. Создается впечатление, что чем дольше Павлов изучал собак и жил среди русских людей, тем больше он вдохновлялся первыми и разочаровывался во вторых. Недаром собаке памятник поставил. Но если по существу, без обид, то история русского коллайдера подтверждает сомнения Павлова. Об ускорении мы как заведенные трещали на всех углах, но настоящее ускорение проворонили и похоронили. И сколько еще было у нас звонких формул, которыми мы упивались до одури…

— Глобальность катастрофы мы еще не осознали до конца, — говорит профессор Александр Зайцев. — В России просто не осталось столько специалистов, чтобы еще раз поднять такой проект. Но я думаю, что в провале нашего проекта виноваты не только политики, но и сами ученые, потерявшие бдительность.

Скромное обаяние русского ученого

— Не понял, — говорю я. — Какая же вина в гибели коллайдера безответных ученых, которые заботились о нем как родители о своем ребенке?

— Мы забыли, что Россия никогда не жила спокойно хотя бы 20 лет, — погружается в исторические ретроспекции профессор Зайцев. — Нельзя такой крупный проект затевать — какая-нибудь очередная революция обязательно вмешается. Как и произошло. Ученый в России обязан анализировать политическую ситуацию, как бы противно это ни было. Надо было поскромнее ускоритель просить. Тогда бы успели построить. Не подстелили соломку — и теперь расплачиваемся за аппетит. И сидим в отчаянии у нашей ямы.

Опыт ставшего ненужным России ускорителя был щедро использован при строительстве европейского Большого адронного коллайдера. Можно сказать, что русский коллайдер оказался питательным удобрением для европейского коллайдера — незавидная участь! В Институте физики высоких энергий по заказу ЦЕРНа построена сложнейшая и важнейшая аппаратура на 80 млн евро. В том числе септум-магниты для инжекции и поглощения пучка, импульсный источник питания для сверхпроводящих магнитов, 44 криогенных устройства с жидким гелием, где остывают горячие токи. Никто в мире не брался за эти задачи. Все это могло бы работать в Протвине, но работает в Женеве. Как и физики, которые покинули ИФВЭ. Сейчас только в ЦЕРНе не меньше 40 ученых из Протвина, а сколько еще из других институтов России! Всего численность ИФВЭ после прекращения проекта УНК сократилась более чем в 4 раза. Как говорит директор Николай Тюрин, если русский ученый проработал на Западе три года, то он потерян навсегда и домой вряд ли вернется.

— Тоннель жалко, — говорит профессор Николай Тюрин, который приехал в Протвино еще студентом МГУ, когда готовили к пуску самый мощный в мире синхротрон У-70. — Столько сил и надежд угробили! Это огромная потеря для страны. Мы лишились людей и теперь даже с большими деньгами не сумеем собрать старую команду. Пусть мы делаем хорошие, нужные исследования и науку двигаем в важном направлении, но всем ясно, что это работы совсем не нобелевского уровня. А по ЦЕРНу нобелевские лауреаты косяками ходят. Раньше талантливая молодежь к нам ломилась, а сейчас уровень студентов упал неимоверно. Жалко, что мы сами отказались от новых достижений. Все было в наших руках, и ради чего мы отказались от прогресса, я не понимаю.

На территории Института физики высоких энергий в отдельном корпусе хранится оборудование, которое было когда-то изготовлено для русского коллайдера. Но не пригодилось. Можно ли вернуться к старому проекту, ведь тоннель стоит как новенький? Или хотя бы использовать тоннель для иных высоких целей? Директор ИФВЭ Николай Тюрин считает, что по множеству причин реанимировать русский коллайдер невозможно, эти разговоры — блеф и популизм. Но директор вынашивает идею разместить в тоннеле сверхпроводящий индукционный накопитель, по существу, гигантский аккумулятор, который помогал бы поддерживать стабильность перегруженной электросети Московского региона. Дело худо-бедно движется: проект уже был представлен на всероссийских инновационных форумах и научно-технических ярмарках. Даже если проект выгорит, очень горько, что русскому коллайдеру придется переквалифироваться на вторые роли. Это как Эйнштейну репетитором работать.

…Пару тысячелетий назад Платон писал о погибшем материке Атлантида, где щедро расцветали науки и искусства. Археологи строят гипотезы и безуспешно ищут Атлантиду по всей планете. В Протвине вдруг начинает казаться, что русский коллайдер, рожденный в эпоху застоя и похороненный в эпоху ускорения, — это и есть настоящая Атлантида. С одним лишь важным отличием — русский коллайдер так и не смог сказать миру ни единого слова.

Материал взят из открытых источников СМИ и Интернета.